Лахири Махасайя получил йогическое знание от бессмертного Бабаджи полтора века назад. До сих пор в Индии существует несколько различных традиций крийя-йоги Бабаджи, ведущих начало от различных учеников мастера Махасайя.
Поиски крийи привели меня в город Пури. Там, как я узнал, находился ашрам йогической школы, основанной Шри Юктешваром Гири – учеником Лахири Махасайя и наставником Парамахансы Йогананды[1]. В тот момент ашрамом руководил Свами Харихарананда, ученик Юктешвара, который слыл великим подвижником, достигшим нирвикальпа-самадхи – состояния, при котором колебания ума полностью прекращаются наряду с полным замиранием всех процессов в организме. В этом ашраме я провел ровно год: с марта 1981 по март 1982. Усердно выполнял преподаваемые там практики. И вдруг узнал, что здесь же, в Пури, имеется еще один ашрам, где тоже практикуют учение Лахири Махасайя – однако линия преемственности иная! Основателем этого ашрама был Бхупендранатх Саньял – еще один из учеников мастера Махасайя[2].
Я и понятия не имел о таком многообразии традиций. Был уверен, что в ашраме Харихарананды я, наконец, нашел что искал. Но все же любопытство заставило меня посетить тот второй ашрам.
Там меня встретил один из учеников Бхупендранатха Саньяла – очень древний старик. Так случилось, что его тоже звали Шайлендра – Шайлендранатх Мукхирджи. Мы разговорились, и, узнав, что мы тезки, он проникся ко мне симпатией.
Я гордо заявил, что оставил дом, чтобы посвятить себя изучению крийи. «И где же ты изучаешь крийю?» — усмехнувшись, спросил он. Я ответил. Старик вновь загадочно улыбнулся и произнес: «То, чем вы все там занимаетесь – полная галиматья, а никакая не крийя. Этот гуру Харихарананда просто всех дурачит, а вы верите, что это – крийя».
Я был ошарашен: Свами Харихарананда всегда вызывал большое уважение и у меня, и у других. Сказал: «А почему я должен верить именно Вам? Харихарананда говорит одно, Вы – другое». «А самому мастеру Махасайя ты бы поверил?» — и старик продиктовал мне название книги комментариев к Гите, написанных Лахири Махасайя с примечаниями Бхупендранатха Саньяла. Даже дал денег, чтобы купить книгу – сам я в то время был без гроша.
Итак, книгу я заказал, и через месяц ее доставили в наш ашрам. Я открыл ее – и был в очередной раз потрясен! Лахири Махасайя писал о различных мудрах, в том кхечари-мудре, и пранаямах – дыхательных техниках – которым Харихарананда вовсе не учил[3]! Вот так традиция! Все, на что я потратил целый год, во что верил, не имело никакого отношения к учению мастера Махасайя! Я одновременно был и полон гнева и ощущал глубокое опустошение.
Что же делать? Харихарананда в это время был в отъезде, в Соединенных Штатах. И тут я получаю приглашение на торжество, намечающееся в ашраме Бхупендранатха Саньяла. Старик Шайлендра вспомнил обо мне.
Я отправился туда. На торжестве присутствовали сотни две последователей этой традиции, в том числе и тогдашний наставник ашрама – господин Джвалапрасад Тивари. Старик представил меня ему: «Это ученик Харихарананды, но он хотел бы изучать крийя-йогу в ее чистом, первозданном виде».
Нет нужды говорить, что на праздник я явился с тяжелым сердцем: обида и разочарование переполняли меня так, что уже не хотелось верить никому. Джвалапрасад Тивари выглядел полным достоинства и благородства, но меня это не волновало. Он готов был сразу же дать мне посвящение, но я дерзко спросил его: «А Вы способны обучить меня всем крийям? Всему, что преподавал Лахири Махасайя? Скажите сразу. Если да – то я Ваш ученик, если нет – то в посвящении нет смысла: даже получив его, мне придется искать другого гуру». Все присутствующие потеряли дар речи от таких слов. Я продолжал: «Может, Вам хотя бы известен человек, знакомый с учением мастера Махасайя во всей полноте? Если да – то, прошу Вас, дайте мне его имя и адрес!».
Гробовое молчание длилось еще некоторое время – и, наконец, господин Тивари очень любезно ответил: «Да, такой человек есть. Это внук Лахири Махасайя – Сатьячаран Лахири. Живет он в Бенаресе. Однако он уже стар и, кажется, перестал давать кому-либо посвящение. Но все же съезди к нему – может тебе повезет…» И он велел одной из женщин дать мне адрес…
Я вернулся в ашрам Харихарананды и стал дожидаться его возвращения из Америки. Когда тот вернулся, я высказал ему все – на большом собрании, перед лицом нескольких тысяч последователей! Меня пытались утихомирить, шикали: «Саньясин не должен так себя вести!» — но достойно возразить мне никто не смог.
После этого я покинул ашрам, вернулся домой в Гвалиор – и сел писать письмо Сатьячарану Лахири. Вскоре я получил ответ: «Может, сперва тебе стоит уладить все свои материальные вопросы? Женись, найди работу либо открой свое дело – и уж тогда посвяти себя йоге. В противном случае у людей, как правило, возникают проблемы». В ответ я уверенно написал, что хочу заниматься йогой – и ничем иным. Учитель ответил: «Ладно, приезжай в сентябре или октябре – я решу, как с тобой быть».
Я уже не сомневался, что этот человек и есть мой истинный учитель – ведь больше некому. Например, я слышал и читал о кхечари, хотел овладеть этой техникой, искал информацию о ней повсюду – но ни Парамаханса Харихарананда, ни многочисленные садху, которых я встречал, либо не могли, либо не хотели этому обучать.
С наступлением осени я одолжил у кого-то немного денег и отправился в Бенарес. У моего преподавателя истории из колледжа жил там брат. Узнав, что я еду в Бенарес, профессор написал письмо брату с просьбой помочь мне. Когда я приехал, этот человек подыскал мне комнату для ночлега и даже сам довез до жилища Сатьячарана Лахири.
Итак, первая встреча с моим будущим Гуру состоялась 30 сентября 1982 года…
Помню, ситуация была довольно курьезная. Я вошел на веранду его дома – и увидел там группу стариков. Вообще-то, я представлял, что в жилище гуру из династии Лахири увижу свами, суровых и величественных. Вместо этого передо мной сидела дюжина обычных пенсионеров – глубоких стариков: ни одному, похоже, не было меньше семидесяти. Один старик – адвокат на пенсии, как я потом узнал – зачитывал вслух главу из Бхагавад-Гиты, остальные внимательно слушали.
Я нервничал: мое присутствие здесь казалось мне самому неуместным. Вокруг древние старцы, а мне всего двадцать пять! Собравшиеся тоже поглядывали на меня вопросительно.
Нервничал я еще и потому, что не мог сообразить, кто из присутствующих – мой Гуру. Я никогда не видел его фотографии. Перед кем мне совершать пранам? В итоге, поколебавшись, я, согласно индуистской традиции, совершил пранам святой книге, которую они читали. После этого тихонько сел в углу.
Спустя некоторое время вошла какая-то пожилая женщина и совершила пранам перед одним из сидящих – и мне стало ясно: вот мой учитель! Я встал и распростерся еще раз, на этот раз перед ним.
Действительно, было нелегко распознать гуру крийя-йоги среди его гостей: он держался очень скромно и одет был просто. Как оказалось позднее, из всех присутствовавших на веранде он был самым молодым: ему было всего семьдесят семь, а старейшему из гостей – почти сто!
Я попытался обратиться к нему, но он остановил меня: «После Бхагавад-Гиты!» — и жестом велел сесть.
Я сидел и томился ожиданием: посвятит он меня или откажет? Напряжение было мучительным. Минут через сорок чтение закончилось, всем раздали прасад – ритуальное угощение, и гости разошлись.
Попрощавшись со всеми, учитель был готов побеседовать со мной – но нас снова прервали. Явился какой-то высокопоставленный государственный чиновник. Как я потом узнал, он писал моему наставнику, прося дать посвящение в крийю – но тот отказался. Однако чиновник все-таки приехал к нему, несмотря на отказ. Но стоило этому господину представиться, как учитель пришел в ярость и стал кричать, чтобы тот убирался. У меня душа ушла в пятки: следующим буду я! Сейчас он и мне скажет: «Иди вон!»… Уж если должностное лицо, перед которыми в Индии трепещут как перед богами, удостоилось такого приема – что тогда обо мне говорить?
Но учитель, узнав, кто я такой, сказал: «Так ты и есть тот Шайлендра из Гвалиора? Что ж, я ждал тебя. Приходи завтра к семи утра. С собой захвати тетрадь, ручку и купи несколько цветочных гирлянд для подношения Шиве, Бабаджи и Лахири Махасайя».
Возвратившись к себе, я от волнения не мог уснуть. «Приезжай, и я приму решение», как было сказано в письме – это еще ни о чем не говорило. Но теперь моя уверенность многократно возросла.
Встав рано, я совершил омовение в Ганге и явился к дому моего Гуру в шесть. Через час он вышел ко мне.
Сначала учитель велел мне снять курту, чтобы показать, где в теле располагаются энергетические узлы-чакры. И тут заметил, что на мне нет священной нити, которую обязаны носить все брамины после прохождения определенного ритуала. Он спросил, где моя нить, и я, испугавшись, соврал, что в спешке оставил ее висеть в комнате. Учитель сказал: «Почему не скажешь правду: ты просто не проходил этот ритуал?» — и я признался. Рассмеявшись, учитель приступил к инициации, преподав мне первый уровень практики.
Надо сказать, что по своему содержанию первый уровень практики, с которого я начинаю обучать – абсолютно тот же, что был тогда показан мне моим Гуру. Дело в том, что двумя годами позднее, дав мне благословение учить самостоятельно, Гуру взял с меня клятву: не вносить в полученные от него техники никаких изменений.
Странное дело: как когда-то при чтении «Автобиографии йога» мне казались знакомыми имена и лица на фотографиях, так и теперь, слушая наставления учителя, мне казалось, что непонятно где и непонятно когда, но я уже сталкивался с преподаваемыми им техниками! Иногда я даже внутренне предугадывал, о чем он будет говорить в следующий момент. Мой Гуру заметил это и спросил, не занимался ли я крийя-йогой раньше.
Обучая меня йони-мудре – технике, требующей длительной задержки дыхания – Гуру выразил удовлетворение тем, насколько долго мне удалось не дышать. Годы занятий плаванием сослужили мне добрую службу…
Зато когда Гуру открыл мне технику выполнения кхечари, я забеспокоился: уж слишком трудной показалась эта техника – я сомневался, что удастся ее освоить.
В тот день я, по приглашению учителя, остался ночевать в его доме, предварительно забрав вещи из комнаты, в которой остановился.
Итак, моя инициация состоялась 1 октября 1982 года. Я ждал, что же будет дальше. К моему удивлению, на следующий день учитель сказал: «Теперь можешь возвращаться домой в Гвалиор. Выполнишь кхечари – приезжай. Работай усердно: я уже стар, и неизвестно, сколько мне осталось пребывать в этом теле. Так что не теряй времени».
Возвратившись домой, я приступил к практике. Слова учителя укрепили мое намерение: «Наконец-то, — думал я, — после поисков по всей Индии, я обрел своего Гуру. Если он умрет – кто будет учить меня дальше?».
Я был так увлечен практикой, что занимался по 14-16 часов в день. Практиковал я по ночам – так что спал днем. Позднее я стал чередовать этот режим с более интенсивным: полгода практики вышеописанным образом, а другие полгода – 20 часов практики и 8 часов отдыха, вне зависимости от времени суток.
В те времена я занимал комнату в доме брата и его семьи, да с нами еще жили мать и двоюродные сестры! Такое соседство длилось почти шесть лет, пока я не переехал в загородный домик.
Это были тяжелые годы. Поскольку я почти не выходил из комнаты, родня строила самые разнообразные предположения на этот счет. Мать сначала решила, что я в кого-то влюбился и страдаю в одиночестве из-за отсутствия взаимности. О том, что я практикую по ночам, она не знала – и удивлялась: «Ночью спал – и днем спит. Уж не заболел ли он?»
Но все-таки совсем не покидать комнаты было невозможно – и вот тут-то и возникали коллизии.
Мать, узнав, что я занимаюсь йогой, не восприняла это всерьез. Впрочем, она никогда не воспринимала меня серьезно. Даже позднее, когда я, уже став гуру, обучил ее крийе, она продолжала придираться к любому моему слову. Часто бывало, что она вмешивалась в мои беседы с учениками.
Как Вы реагировали?
Как я мог реагировать? Прилагал огромное терпение…
Как личность моя мать была очень сильна. В ее гороскопе был мощный Марс. Она была дочерью полковника, прекрасно образована, что в ее время было редчайшим случаем: тогда подавляющее большинство женщин даже не учились грамоте. Знала наизусть сотни шлок из Бхагавад-Гиты, имела диплом специалиста аюрведической медицины. Умела ездить верхом.
По характеру мать была сверхдоминирующей. Многие за глаза называли моего отца мучеником – хоть он и был окружным судьей, и сам обладал очень твердым характером. Мы все боялись ее гораздо больше, чем отца – да и сам он ее побаивался. Пререкаться с ней было бесполезно.
Ступив на путь Йоги, я ощутил это еще сильнее, чем раньше. Жизнь в доме вертелась вокруг кухни. Ежедневно мать и сестры напоминали мне, что если я пока еще не умер с голода, то только благодаря им. «Ты ешь то, что готовим мы – так не забывай же об этом!»
Конфликты с родней – неприятность из рода тех, которых следует избегать, не вступая с ними в противоборство?
Да, учитесь избегать такого, как опытные мастера кунг фу избегают схватки. Впрочем, я считаю, что и этот опыт был мне полезен. Фактически, и давление матери способствовало моему прогрессу – ведь я извлек из этого уроки.
Часто йогу очень трудно найти общий язык с обществом и даже с семьей. Ведь тот опыт, который вы начинаете получать, просто не с кем обсудить. А поделится с кем-то мыслями о том, что нас волнует – жизненно необходимо, это часть человеческой природы.
Поначалу в редкие часы отдыха я пробовал встречаться с друзьями. Но сразу выяснилось, что между нами возникла пропасть: они спрашивали, чем я занимаюсь – я начинал рассказывать, но замечал, что они как-то странно на меня смотрят. Все они были озабочены карьерой, поиском невест – а я был безработным, и этого они понять не могли: отказаться от жизни, полной, на их взгляд, перспектив – и ради чего?! Йога их не интересовала, так что общие темы для разговора отсутствовали. Я уж не говорю про родных: по-моему, чем сильнее родственная связь, тем меньше вероятность, что этот человек примет ваши устремления, если они не совпадают с его собственными.
Я усвоил этот урок и впредь старался молчать по поводу того, чем занимаюсь. Обсуждать тему практики и ее эффекта можно только с людьми, на личном опыте испытавшими то же, что и ты. Остальные просто не поймут, о чем идет речь, или не поверят. Для вас это духовные переживания, для них – выдумки или бредовые галлюцинации. Вообразите только, что начинаете кому-то описывать, как созерцаете золотое кольцо, обрамляющее бездонную черноту, которая его порождает, и что эта чернота и это кольцо – все мы. Могут и вызвать неотложку – так что лучше помалкивать. Чем меньше обсуждаешь это с родственниками или близкими друзьями – тем безопаснее для вас.
Единственным, что помогало мне выжить в условиях изоляции, что вдохновляло, было наличие у меня Гуру и вера в преподанную им практику.
Понятно, что если практикуешь по 14 часов в день, ни на что другое времени не остается. Поэтому я предпочитал оставаться безработным – несмотря на шквал упреков.
Это было не просто моим решением – так велел мне Гуру: «Тебе предопределен такой образ жизни: не женись, не предпринимай ничего с целью заработать денег и ничего ни у кого не проси. Принимай лишь то, что пошлет тебе Бог!»
Поэтому в ответ на упреки в неправильном образе жизни я твердо говорил: «Так велел мне мой Гуру». Помню, один человек все повторял: «Без работы нельзя, найди работу». А на хинди слово “kaam” помимо работы, деятельности, означает еще «желание, страсть, алчность». Поэтому я отвечал: «Мой Гуру велел мне держаться подальше от алчности, гнева и похоти».
Впрочем, люди мыслят по-другому, и упоминание Гуру не для всех было убедительным аргументом. Родня судачила: «Уже взрослый – а все без работы! Ни одна порядочная девушка не выйдет за такого». Я отвечал: «Вот потому я и не работаю – чтобы отпугивать девушек, которые выходят замуж за бизнес и капитал. Если мне встретится достойная девушка, то она полюбит меня, а не мою работу». Мне просто нужно было приводить какие-то аргументы – ведь я твердо решил, что мой жизненный путь будет совсем иным.
***
Я чувствую, что все больше отдаляюсь от людей.
В общем-то, Вы не отдаляетесь. Просто у Вас меняется восприятие мира. То, что интересовало Вас раньше, теряет свою притягательность. Через некоторое время все войдет в норму. Если у Вас новые интересы – то появятся и новые друзья. С ними будет можно обсудить то, что Вашему нынешнему окружению чуждо. А со временем вернутся и старые друзья. Сейчас ко мне на смашан приезжает множество старых друзей и родственников – порой после двадцати-тридцатилетнего перерыва в общении. Кое-кто даже говорит: «Да, ты сделал верный выбор в жизни». Я в ответ молчу. Я молчал, когда они пытались отговорить меня – молчу и теперь…
Если близкие родственники считают, что я встал на неверный путь – попал в секту или что-то подобное – должен ли я объяснять им то, чего они не понимают?
Если не понимают, то и не надо им ничего объяснять. Это только еще больше запутает их. Чем больше объяснений, тем больше это сбивает их с толку – так что лучше помолчать.
Что делать, если близкий человек негативно относится к моей практике?
Такое бывает. Именно тут и проявляется истинная близость: если человек по-настоящему Вам близок, если Вы ему по-настоящему небезразличны, то он поймет, что практика только благоприятствует Вашим отношениям. Поскольку благодаря практике повышается Ваш духовный уровень, по мере Вашего продвижения и близкий человек становится возвышеннее – при условии, что между вами существуют настоящая близость.
Однако часто бывает, что люди называют «близостью» свое стремление подчинять окружающих, навязывать им свое мировоззрение. В таком случае чье-то увлечение духовной практикой может их всерьез расстроить: ведь оно выводит людей из-под их контроля. Мощь Вашего разума возрастает, Вы обретаете способность противостоять давлению.
Если Вы знаете свою цель – то способны различить, какие связи мешают ее достижению: как бы красиво эти связи не назывались. Так что некоторые из прежних знакомств могут быть разорваны. Вместо них непременно появятся новые.
Знаете, некоторые из постижений моего первого самадхи были весьма шокирующими. Самадхи – не такое благостное состояние, как может представиться новичку. Оно связано с болезненным разрушением многих старых представлений. Выход ума из обусловленности ставит вас лицом к лицу с фактом, что большинство ваших прежних авторитетов – просто фантомы. Например, с тем, что ваши родители – совершенно заурядные люди, и все, что вы привыкли воспринимать от них как непререкаемую истину – очень и очень относительно. На месте разрушенных кумиров остается пустота, которая поначалу весьма болезненна.
Я на собственном опыте узнал, что если развиваешься духовно, но при этом продолжаешь жить с семьей – рано или поздно наступит час, когда ужиться вам будет просто невозможно.
Цель, к которой стремится духовный искатель – очень высока. Поэтому на пути к ней великое множество препятствий и ловушек. Вы постоянно в пути – а окружающие стоят на месте, заодно пытаясь остановить и вас. Зависимость одного человека от другого они называют «долгом», «ответственностью» — перед семьей, обществом, страной, а то и всем человечеством. Стыдят за уклонение от долга, обвиняют в эгоизме, напоминают обо всем, что они сделали для вас. То, что вы движетесь, заставляет людей подсознательно ощутить их собственную неспособность двигаться – а это для них невыносимо.
Скажу Вам вот что: если Вам начали напоминать о долге – значит, Вы на верном пути. Опустившегося алкоголика или наркомана будут жалеть, будут давать ему советы – но никогда не напомнят о так называемом «чувстве долга». Он вполне устраивает окружающих таким, каков он есть. Он не напоминает им об их собственной стагнации. Даже убийцу не будут упрекать в неблагодарности – еще, не дай Бог, выхватит нож…
Можно уйти с нелюбимой работы. Можно расстаться с прежними друзьями, если не осталось общих интересов. Но как быть с родственными узами?
О, родственные узы – это синоним вампиризма. Недаром есть выражение «кровные родственники» — вот уж кто пьет у вас кровь!
Разве легко о них уйти?
Это Ваш выбор. Если вы все ясно осознаете – можете уйти в любой момент. Иначе – продолжайте играть в их игры, оставайтесь объектом их эмоционального шантажа. Они ни на секунду не дадут Вам забыть о Ваших обязанностях в уплату за их «любовь» и «заботу». Любовь и забота – так обычно называются способы привязать человека к его вечной колее, чтобы она выглядела комфортной, и он не помышлял о каком-либо ином пути.
И потом, если Вам удастся продемонстрировать, что все Ваши поступки осознанны и совершаются по Вашему намерению – совсем необязательно уходить от семьи.
Я боролась за свободу – и, наконец, обрела ее, одержала победу. В итоге ощущение пустоты, никого не осталось.
Как это никого не осталось? Есть Вы, способные доказать, что Ваше существование ни от кого не зависит. стоять давлению. х аш духовный уровень, то и близкий человек становитс
***
Итак, после полутора лет упорной практики я освоил кхечари-мудру – и написал об этом учителю. Он ответил, что я готов к получению второй крийи и могу приезжать. Это было в конце апреля 1984 года.
У моего Гуру во внутреннем дворе находился храм Шивы. Там был прекрасный сверкающе-черный шивалингам два метра высотой, а также статуи Лахири Махасайя и его сына Тинкори Лахири (отца моего Гуру). У учителя был ежедневный обряд: стоя перед статуями, он читал вслух Бхагавад-Гиту.
В этом храме я и был посвящен во вторую крийю. После этого, указав на статую, Гуру сказал: «Пока я буду читать Гиту, послужи Лахири Махасайя». Я переспросил, что он имеет в виду: у меня и понятия не было, как полагается служить кому-либо, а уж тем более статуе… «Сделай ему массаж!» Что ж, я приблизился к статуе и, чувствуя себя круглым дураком – в то время мои взгляды были весьма рационалистичными – начал массировать мраморное плечо. Учитель читал Гиту. Вдруг спустя пять-семь минут я отчетливо почувствовал, что прикасаюсь не к холодному мрамору, а к живой плоти! В страхе я отпрянул – и Гуру заметил это. Он сказал: «Выйди и подожди в комнате», — имелась в виду комната, в которой проводятся посвящения.
Я поторопился наружу, охваченный очень странными чувствами. Сидя в комнате и ожидая Гуру, я размышлял: что же случилось на самом деле? Может, просто галлюцинация? Мой тогдашний ум не мог смириться с тем, что нечто сверхъестественное вот так вот просто взяло – и случилось.
Прошло минут десять – и я увидел из комнаты, как учитель показался в дверях храма, бегом спускаясь по ступенькам вниз. Он был очень стар, да к тому же страдал астмой – и, тем не менее, бежал через свой двор, направляясь ко мне. Первой моей мыслью было, что я допустил какую-то страшную ошибку, и учитель так спешит, потому что полон гнева и хочет устроить мне взбучку. Гуру влетел в комнату – и, тяжело дыша, произнес: «Ты – преемник. Все дали согласие, чтобы ты стал новым гуру. Теперь можешь сам давать посвящения тем, кого сочтешь достойными».
Я так растерялся, что даже и не знал, что ответить – поэтому просто совершил пранам. Учитель сел и долго просидел молча, переводя дыхание.
Это был удивительный день, и я навсегда его запомнил: 28 апреля 1984 года.
Признаюсь, что впоследствии, посещая Гуру, я несколько раз тайком заходил в храм и прикасался к статуе – но чувствовал лишь холод мрамора…
Посвящение в гуру было для меня совершенно неожиданным: я не имел такого намерения, и никогда не представлял себя в этой роли. Мне казалось, что сначала я сам достигну всего, к чему стремлюсь (а это займет годы), и уж потом, возможно, буду работать над кем-то еще: ведь это огромнейшая ответственность! Слишком простым это выглядело: всего после полутора лет практики – практически начало пути! – я второй раз в жизни приезжаю к учителю – и сам становлюсь гуру. Это никак не вязалось с тем, что я слышал и читал о жизни и становлении многих великих мастеров. Поэтому вначале я не смог даже и оценить всю значительность этого события.
После той церемонии в храме я просто подумал: «Видимо, любой, кто освоил кхечари и получил вторую крийю, имеет право обучать, сам становится гуру». Вскоре после посвящения я, сидя на собрании в доме учителя, спросил одного из моих соучеников: «Сколько среди нас тех, кто имеет право давать посвящения?» Он изумленно посмотрел на меня и ответил: «Ни одного».
Тогда я обратился с вопросом к Гуру. Спросил его, как часто ученик, освоивший кхечари, допускается к самостоятельной передаче техник. И учитель ответил, что такого прежде не бывало: я – первый.
Мне было двадцать шесть с половиной лет.
По правде сказать, я и сейчас не смог бы дать четкого объяснения произошедшему тогда. Крийя-йога – сверхсложная наука; освоить за полтора года столько, чтобы стать гуру – невозможно! Значит, со мной произошло что-то из ряда вон выходящее.
Покидая Бенарес после этого, я понятия не имел, как будет складываться моя дальнейшая жизнь. Вернувшись в Гвалиор, я просто продолжил практику. Никому из родных не сказал, что стал гуру: они вообще мало что знали о моей практике. Не стал рекламировать себя, ходя по городу и созывая всех к себе в ученики. Я вообще в те дни редко появлялся на улице, да и вообще выходил из комнаты.
Однако каким-то чудесным образом люди стали приходить сами: они просили обучить их йоге. Хотя я жил очень скромно и незаметно, похоже, эта незаметность и привлекала внимание. Бывало так, что люди просто приходили посоветоваться по каким-то личным вопросам – и с этого все начиналось. Так что ученики у меня появились. Однако, вместе с учениками появилась и огромная ответственность: ведь посвящая кого-то в духовную сферу, ты берешь на себя ответственность за все его дальнейшие поступки, за его жизнь.
Родня снова удивлялась: безработный, без гроша в кармане – а к нему приходят люди, да еще с таким почтением! При этом, беседуя с людьми, я вел себя с достоинством и, как правило, был в веселом настроении. Обычному человеку это трудно понять: «И чего он радуется – ни работы, ни жены…»
Благодаря практике и с благословения моего Гуру у меня появилась способность быстро давать ответы на самые сложные вопросы. Прежде я был чрезвычайно застенчив и малоразговорчив. Но теперь я мог мгновенно анализировать любые темы. Отвечать на вопросы, касающиеся самых важных жизненных проблем спрашивающего – большая ответственность. Но я был уверен в себе. К тому же, я заметил, что чем больше отвечаешь на вопросы, тем больше возрастает способность вникать в них, в мотивы, которые побуждают человека спрашивать.
Получив благословение посвящать и учить, я не только стал лучше размышлять и говорить – каким-то образом начала многократно возрастать и моя физическая сила.
К учителю я приезжал два-три раза в год на три-четыре недели – мы заранее договаривались, когда мне приехать. Всем, кто стремился получить посвящение и кого Гуру считал достойным этого, он назначал эти дни. Я приезжал – и проводил посвящения на глазах Гуру: он только сидел и наблюдал.
После того, как я стал его преемником, Гуру лично дал посвящение не более чем десяти-пятнадцати людям. Я за это время провел инициацию примерно 400 человек на его глазах. Однако учитель внимательно следил за тем, как я объясняю содержание техник, как отвечаю на вопросы. Бывало, что по окончании он подвергал анализу некоторые мои ответы, если они оказывались не совсем удачными – говорил: «На этот вопрос можно было бы ответить и вот так…»
Сама церемония инициации в то время была такой же, как у Вас сейчас?
Практически да. Разве что тогда мы совершали ритуальное очищающее омовение – и я так поступал вплоть до недавнего времени: здесь, на смашане, есть священный пруд, прекрасно для этого подходящий. Но недавно сам Бабаджи велел мне отменить этот обряд – в нем больше нет необходимости.
Учитель редко вел со мной какие-либо философские беседы. Он просто обучал меня новым техникам, я практиковал в его присутствии; затем он отводил определенное время на посвящение новых учеников. Ну и, конечно, я присутствовал на даршанах, даваемых Гуру его ученикам. Бывало, что во время даршан он шутил, смеялся; но мог и подолгу молчать – и тогда уже никто не осмеливался заговорить…
Учитель был довольно нелюдимым человеком: не любил толпы. Предпочитал, чтобы на даршанах присутствовали только ученики. К нему часто приезжали европейцы. Гуру устраивал для них даршаны, но очень неохотно вступал в беседы – хотя свободно владел английским.
Бывало, что и во время даршан на вопрос, заданный ему, он предлагал ответить мне.
Бывало такое, что Вы допускали серьезную ошибку в ответе?
Нет. Разве что иногда мои ответы могли быть довольно резкими. Учитель либо сразу поправлял их, либо потом указывал мне на это.
В этот период Гуру стал слабеть. Возможно, даже произошло какое-то перемещение его энергии ко мне. Вскоре он оказался настолько истощен, что был уже не в силах самостоятельно подниматься или спускаться по лестнице в доме – нам, его ученикам, приходилось нести его. Дом у него был трехэтажный: спал он наверху, или на крыше в жаркое время, а днем проводил время внизу.
***
В ноябре 1985 года меня трижды посещало видение, открывшее мне будущее. Я узнал, что буду жить в этом месте. Разумеется, я не знал, какое это место, где оно находится; не знал, что это смашан – просто видел какие-то постройки, напоминавшие дворцы. На самом деле это памятники кремированным раджам, но выглядят они как дворцовый комплекс.
Вообще, из этих видений я узнал обо всей своей дальнейшей жизни в целом.
Это случилось во время самадхи?
В то время – осенью 1985 – я действительно в результате практики впервые испытал состояние самадхи. Но то состояние, в котором приходили видения, нельзя назвать самадхи в строгом смысле слова. Однако это не были грезы или сновидения. Скорее это состояние можно охарактеризовать как эффект самадхи. Видения появлялись всегда примерно в одно и то же время: где-то после полудня. В это время я не практиковал: время практики, как правило, в основном приходилось на ночные часы, а в середине дня я устраивал небольшой отдых. Я не был ничем занят, спокойно сидел. Помню, первый раз, когда это случилось, я взял полистать новый выпуск комиксов о Фантоме. Только перевернул первую страницу – и вдруг сознание переключилось, и видение предстало передо мной.
Как долго оно длилось?
Довольно ощутимое время – может, полчаса или около того. Достаточно, чтобы увидеть всю свою будущую жизнь. В первый раз, хотя и был под впечатлением от произошедшего, но еще не был уверен, что это: видение будущего или просто галлюцинация. Но когда видение повторилось еще дважды – причем одно и то же, хотя с каждым разом я обращал внимание на все новые детали – сомнений уже не осталось.
Вскоре после этого я отправился в Бенарес. Рассказал о видении Гуру и ученикам, находившимся возле него в тот момент. Впечатления от увиденного настолько переполняли меня, что держать их в тайне я не мог. Думаю, мне никто не поверил – кроме Гуру. Помню, спустя некоторое время после беседы мы поднялись на крышу, чтобы сделать учителю массаж. Так у нас было заведено: Гуру и ученики совершали регулярные омовения в Ганге (дом учителя находился рядом с рекой), а прежде чем отправиться на берег, два-три ученика делали учителю массаж спины – он любил эту процедуру.
Так вот во время массажа Гуру вдруг повернулся ко мне и произнес: «Да, ты будешь жить в месте, похожем на дворец. Но на самом деле это будет смашан. Множество людей будут проходить через его ворота, чтобы послушать тебя. Также, если ты и дальше будешь усерден в Йоге, а также будешь соблюдать обет целомудрия – в возрасте сорока четырех лет у тебя в мозгу появится знак Ом».
В тот момент мне показалось, что упоминание смашана и знака Ом в мозгу – это иносказания, намеки на что-то другое. Лишь восемь лет спустя, когда я впервые приехал сюда и увидел это место, меня как молнией ударило: «Да это же то самое место, которое мне привиделось! И это – смашан, как и предсказывал Гуру!»
Что касается появления знака Ом – я слышал об одной женщине, всю жизнь повторявшей в качестве мантры имя Господа Рамы – много лет, практически беспрерывно: «Рама, Рама, Рама…». Когда она умерла и ее кремировали, обнаружилось, что божественное имя в результате усердного выполнения мантры проступило у нее на черепе – можно было отчетливо прочесть его на санскрите. Но я никогда не думал, что знак Ом может появляться на физическом уровне в результате йогической практики.
Однако у меня это случилось – именно тогда, когда и предсказал учитель. Хотя поначалу я принял эти слова за метафору.
Тем не менее, что касается обета целомудрия, я воспринял это как прямое указание. Учитель никому не рекомендовал целибата, кроме меня: все прочие ученики были домохозяевами, имеющими семью.
Ваш Гуру видел некую разницу между Вами и прочими учениками?
Во всяком случае, он никому больше не давал советов относительно того, как им жить. Никому не рекомендовал какой-то особый образ жизни.
Нет, Гуру никогда не заявлял, что видит чье-то будущее и все свершится именно так, как он прорицает. Он скорее давал намеки, рекомендации, видя, что было бы правильным для данного человека.
Однако и это было еще не все. После этого Гуру сказал: «Один мой друг, далеко продвинувшийся на пути Агхоры, сейчас готовится покинуть свое тело, и погрузился в финальную медитацию на берегу Ганга. Отправляйся к нему и послушай, что он тебе скажет».
Это тоже было связано с Вашими видениями?
Думаю, да. В видении фигурировал смашан – а у агхори принято посещать смашаны. Раньше Гуру никогда не посылал меня куда-либо.
Мне дали одного юношу в провожатые – и он повел меня вдоль берега Ганги к одному дому. Агхори сидел на крыше дома, нок нему никого не пускали, поскольку то была его заключительная медитация. Однако я назвал имя своего учителя – и мне позволили войти.
Я увидел человека, чей облик совсем не соответствовал расхожим представлениям об агхори. Ни спутанных волос, ни светящихся глаз, ни полусгнившего черепа в руке, ни голого тела, измазанного пеплом кремированных тел. В его присутствии не ощущалось никакой скверны. Агхори был очень стар – ему было почти девяносто – однако у него было свежее лицо, гладко выбритое. Красивый, ухоженный пожилой человек, прилично одетый и закутанный от ночного холода в покрывало. Он сидел и смотрел на реку немигающим взглядом.
Мой Гуру велел мне ничего не говорить и не мешать ему – просто сесть рядом и ждать. Полчаса, показавшиеся мне вечностью, я просидел возле человека, который был где-то далеко… Наконец, он спросил, кто я. Я назвал имя учителя: «Я его ученик и тоже иду по пути Йоги. Прошу, дайте мне свое благословение и, если сочтете нужным, скажите напутствие, которое укрепит мой дух». После этого он провел еще минут двадцать в молчании – а затем рассказал мне, как когда-то жил на смашане, испытывая сильнейшее желание лицезреть святого Парашураму, считающегося наставником всех агхори. От своего гуру он получил определенную мантру и полагающийся к ней обряд, который необходимо совершать на смашане в течение сорока дней. По истечении сорока дней Парашурама явился ему – а когда исчез, на земле осталось изображение определенной янтры, начерченное красным. Агхори рассказал это – и снова замолчал. Я ждал еще очень долго и в итоге решил, что он сказал все, что хотел. Поэтому я совершил пранам и собрался уходить. И вдруг он произнес странную фразу: «Настанет день, когда Советский Союз исчезнет. А следом за ним и Соединенные Штаты сгинут, став Разъединенными – вот увидишь. А теперь ступай…»
Я уходил совершенно сбитый с толку. Последние слова великого агхори казались мне совсем неуместными; неясно было, к чему их применить. От политики я был далек, будущее сверхдержав меня нисколько не интересовало.
Как я узнал, на следующее утро его нашли мертвым – сидящим в той же позе, с лицом, обращенным к Гангу. Его похоронили в реке. Слова о судьбе Америки и России были его последними: после меня какие-то люди еще подходили к нему, чтобы поклониться, но он не проронил ни слова.
То был единственный агхори, которого я встретил за всю свою жизнь. Можно сказать, что его рассказ о Парашураме явился благословением: я проникся интересом к этой теме, стал много читать о великих подвижниках Агхоры, о Даттатрейе – трехглавом божестве смашанов, о янтрах. Это сильно повлияло на мою жизнь.
Что касается его последних слов, то я предположил, что это и есть его последнее напутствие мне – напутствие, смысл которого мне пока непонятен. Когда я спросил учителя, каков скрытый смысл этих слов, тот рассмеялся и сказал: «Со временем поймешь».
Надо сказать, что, узнав будущее, я не стал держать его в тайне от окружающих. Именно тогда моя родня начала потешаться над безработным, которому мерещатся дворцы. Некоторым из моих тогдашних учеников я объявил, что спустя годы мы с ними будем беседовать на каменной веранде либо возле большого пруда, облицованного мрамором. Ведь я видел это! Они, как правило, в ответ просто молча смотрели на меня.
Однако после того, как Гуру подтвердил мои слова, я нисколько не сомневался, что все будет именно так – и не считал нужным скрывать это от других. Знаете, с тех пор я узнаю практически всех, кого встречаю впервые – новых учеников и так далее. Пока что все происходит как в тех видениях. Посмотрим, что будет дальше…
Вы до сих пор рассказываете ученикам о будущем?
Я понял, что рассказывать о будущем напрямую не стоит: если человек не готов к этому, он может впасть в ненужные грезы или волнение. Мой Гуру, вне всякого сомнения, видел мое будущее – но никогда не обсуждал его со мной открыто. Мой разум еще только развивался – это могло дурно на нем сказаться.
Если знаешь чье-то будущее, знаешь конечный пункт чьего-то пути – не говори об этом. Лучше указать подходящую дорогу, ведущую к этому конечному пункту – направить человека.
Прозрения в будущее можно вызывать намеренно, усилием воли?
Не думаю, что это хорошая идея. Пусть все идет как идет. Зачем вмешиваться в будущее? Именно если есть возможность изменить будущее, пропадает всякое желание его менять. Узнав, что тебя ждет, перестаешь беспокоиться о будущем. Начинаешь жить от мгновения к мгновению. Это самое мудрое, что можно сделать. Много ли людей живет настоящим? Их постоянно уносит оттуда: либо они переживают из-за прошлого, либо планируют будущее.
Некоторые люди видят образы из своего будущего во сне.
Как правило, сны обманчивы. Очень редко будущее предстает во сне в своем истинном виде.
***
Обычно преемник появляется у гуру в самом конце жизни. Думаю, мой учитель ждал появления преемника – и знал обо мне еще до того, как я его встретил. И после нашей встречи он прожил чуть больше четырех лет.
Помню, летом 1986 года, во время большого праздника, отмечавшегося в доме учителя – присутствовало множество учеников, а также известные духовные подвижники – Гуру отправился во двор, в тот самый храм, чтобы там покинуть свое тело. Он был готов к смерти, хотел умереть – но ему ответили отказом. Выходя из храма, Гуру плакал как ребенок: он хотел покинуть тело, но ему было сказано: «ты умрешь через полгода, в свой день рождения». Так и случилось: его душа покинула тело точно в день его 82-летия – даже в то самое время, когда он родился. Это случилось в январе 1987.
Помню свою последнюю встречу с Гуру: я совершил пранам, распростершись перед ним – а Гуру положил мне руку на голову со словами: «Я очень доволен твоими успехами. Продолжай в том же духе. Я научил тебя всему, что знаю сам». Больше я его не видел.
Вы были огорчены его смертью?
Нет. Ведь все узнали о его смерти за полгода и уже были к ней готовы.
Мое общение с Гуру длилось чуть больше четырех лет – но как много передал он мне за это короткое время!
На самом деле, найти с ним общий язык было не так-то просто. Учитель был весьма прост в своем поведении – да и жил очень простой жизнью. Он был вдовцом – овдовел рано, но больше не женился, согласно обычаю, приятому тогда в Бенгалии, откуда семья Лахири была родом. Имел двух дочерей и сына. Дети выросли, обзавелись семьями – и учитель остался один.
Говорят, что йоги способны общаться со своими Гуру и после их смерти. Вы можете сейчас обращаться к своему Гуру, когда в этом возникает необходимость?
Ну, я хорошо усвоил все его уроки. Знаю, что он не забывает обо мне – так что, когда что-то нужно, мне это дается. Я перестал беспокоить его лишними расспросами еще когда он был жив.
Порой мне достаточно вспомнить что-либо, сказанное им тогда, в годы моего ученичества. Его слова надежно хранятся в моей памяти, и очень часто истинный смысл чего-либо, сказанного им четверть века назад, открывается только сейчас – когда возникает определенная ситуация.
Вы общаетесь с Гуру?
Иногда.
Может случиться, что он принял новое рождение в физическом теле?
Нет, это исключено. В этот мир он больше не вернется.
[1] Шри Юктешвару Гири трижды являлся Бабаджи. Одно из посланий Бессмертного заключалось в том, что настали времена для налаживания духовного моста между Востоком и Западом. Бабаджи поручил Юктешвару Гири подыскать среди своих учеников человека, достойного нести йогическое знание на Запад. Таковым оказался Парамаханса Йогананда.
[2] Шримат Бхупендранатх Саньял Дэва Шарман – самый молодой из учеников Лахири Махасайя – был гуру Харихарананы вслед за Шри Юктешваром и Йоганандой. От него Парамаханса Харихарананда получил высшие крийи.